Память бережно храним. Крылова Елена Ивановна

Крылова-Лукьянова Е.И. (по паспорту). По книгам - Крылова Елена Ивановна (18 книг, изданных для детей). Елена Ивановна член союза российских писателей, почетный житель микрорайона «Белая Ромашка», ветеран войны и труда, инвалид 2-й группы, член организации «Дети войны», Почетный член «СИМа».

В преддверии празднования Дня Победы поделилась своими воспоминаниями о трагических событиях 40-х годов.

«В детстве у меня не было детства». Так когда-то сказал великий писатель Антон Павлович Чехов. Эту фразу могли бы повторить многие из моих сверстников.

Мне шел 11 год, только не давно мне повязали красный галстук – приняли в пионеры, как вдруг 22 июня 1941 года в 4 утра, когда все спали, на город посыпались бомбы.

Мы в это время жили в Западной Белоруссии в г. Барановичи, на самой границе с Польшей. Одна бомба разорвалась недалеко от дома. В ужасе вскочили мы с кровати, мама почему-то сорвала со стены ковер, я схватила куклу, и быстро что-то накинув на себя, мы побежали на вокзал спасаться. Там нас буквально впихнули в деревянный вагон для перевозки скота, уже переполненный народом, и мы отправились на Восток. По дороге немцы строчили с самолетов из пулеметов по вагонам, разрывались бомбы, женщины кричали, дети плакали…. Но как оказалось все это были «цветочки», а «ягодки» нас ждали впереди в Минске на ж/д вокзале. На Минск летели сто самолетов, - так говорили. Как назло состав остановился – путь был отрезан бомбежкой. Мы почему-то оказались на открытой платформе, а рядом с нами – бак с бензином! А кругом – свист бомб, разрывы снарядов, огонь, кровь! Если бы внезапно состав не тронулся, мы бы точно погибли. Кое-как мы доехали до Москвы. Там мама получила распределение на работу в г.Чебоксары, в Чувашский Академический музыкально-драматический театр, в русскую труппу. Она была актрисой, амплуа – героиня.

Подселили нас в частный дом, где уже жили беженцы (так нас называли) из Ленинграда. Наша комната была похоже на кладовку с подслеповатым маленьким окном. В нее едва втиснули кровать, маленький стол и «буржуйку» - железную печурку для отопления. Воды не было, «удобства» в огороде.

И начались мои трудовые будни вместе с мамой. В театр оформили меня, как актрису (на роли мальчиков и девочек), выдали хлебную карточку. Я была занята все три года в 5-ти спектаклях. Счастлива была я только в театре. Утром – школа, днем – репетиции, вечером спектакль. Уроки делала в антрактах. Домой приходили поздно - и в кровать.

Вместе с театром, наряду со всеми, зимой меня отправляли в лес на заготовку дров. Я и другие актеры распиливали деревья на дрова. Морозы стояли сильные, руки примерзали к пиле.

Летом от школы учеников посылали собирать лекарственные растения для раненых и на прополку огородов в колхоз. Сядешь на корточки и смотришь – где же конец твоей делянки? А она уходила за горизонт. И вот так под палящим солнцем рвешь сорняки. Каникул у меня не было ни летом, ни зимой. Летом еще были гастроли театра по городам Чувашии.

А дома меня ждал другой трудовой фронт. Мама мне досталась не доброй и поэтому нелюбимой мною. Я ее за глаза звала «мамашей», потому что нужна ей был как служанка. Зимой я мыла пол снегом, предварительно поскоблив его ножом от грязи. Чтобы добыть воды, ходила за 2 квартала к подружке за ведром, потом наполняла его водой из колонки на улице и тащила в гору домой. Там разливала воду по бутылкам. Потом возвращала ведро владелице. Денег на хозяйственные нужды у мамаши никогда не находилось.

Хозяйка квартиры тоже добротой не отличалась. Целый день по дому раздавался ее крик в сторону квартирантов, которых она ненавидела. Она запрещала нам все, что можно: посещать теплый туалет, который у нее был, жечь свет после 23 часов, готовить пищу и т.д. На всю жизнь я запомнила ее крылатую фразу, обращенную к кому-либо из нас: «Чтоб тебе рожу-то растворожило!».

Чтобы заготовить «дрова» на зиму для буржуйки, я спускалась по длинной лестнице, ведущей к Волге, набрать мокрых щепок, выброшенных на берег. Набив мешок, я кидала его за спину и вот так поднималась по этой длинной и крутой лестнице вверх. Там я сушила щепки на солнце и «дрова» были готовы.

Все время хотелось есть – дома, в театре и в школе. Дома лучшим лакомством считались кружки картошки, испеченные на «буржуйке». В школе на уроках мы жевали вар или свечку, иногда жаренный горох, иногда жмых, если кто-то угощал. Я считалась дистрофиком, питалась в столовой по «красной карточке» (бумажные красные талоны). Но и этого не хватало, потому что давали только одно блюдо – кашу из чечевицы. Мне тогда казалось, что вкуснее ничего нет на свете.

Был у нас один ученик – сын председателя Горкома – жадина страшная. Он приносил в школу «чирик» (маленькую бутылочку) молока, показывал нам и дразнился: «У меня есть, а я не дам!». За это мы его частенько поколачивали. Так прошли 4, 5, 6 классы.

Для моей мамаши прожить и проработать в одном городе 3 года – это было слишком много. Она нигде долго не задерживалась. Ей даже давали характеристику: «Талантливая актриса с дурным характером»… Помню до войны, в г. Ельце, за один год мы поменяли 6 или 7 квартир! Вечные скандалы, даже драки с соседями, хозяйками, в магазине, на базаре. Мне доставалось больше всех. А сколько школ мне пришлось поменять, переезжая из города в город! Потом однажды мне врач сказал: «Тебе ребенок, лучше жить отдельно от твоей матери. Она шизофреник». А я это понимала давно. Так за всю жизнь, вольно или невольно, я побывала в 80 городах. Много видела людей, характеров.

Потом мне это пригодилось в творческой деятельности и в самодеятельности, которой отдала 10 лет. Играла в «Народном театре» г.Сталинграда, стала лауреатом фестиваля по художественному слову в 1957 году в г. Ленинграде.

Несмотря ни на что, училась я хорошо - на 4 и 5-ки. А главное много читала. В основном классику (классический - значит образцовый), дореволюционную русскую, зарубежную советских писателей. Особенно любила юмор: произведения А.Чехова, Ч.Диккенса, К.Джерома, М.Зощенко, Ильфа и Петрова. Заберешься на крышу сарая и хохочешь над похождениями мистера Пикквика Ч.Диккенса. Юмор помогал мне жить.

А отец в это время работал инженером по 17 часов на Магнитагорском металлургическом комбинате. Спали все на ледяном полу, не уходя с завода. У него была другая семья (родители разошлись когда мне было 3 года). «Все для фронта, все для Победы!» - под таким лозунгом трудился весь народ.

В 1944 году мы вернулись в Барановичи. Вместо квартиры увидели разбитый бомбой дом. Пепелище.

Детство кончилось. Начиналось отрочество, такое же голодное и неустроенное, как и детство.